Автор: Leon_chik
Бета: ~LilianaDC~
Персонажи: Рой и Лиза, лапочка Гресия Хьюз. Ну и мои любимые барон и Констанция ^__~
Рейтинг, сюжет, жанр : R не за просто так. Романтика, лизацентрик.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: небольшой ООС возможен, таймлайн: детство - Ишвар- Восточный город
Отказ: Не мои, коммерческой выгоды не ищу, Аракава — бог и повелитель.
Саммари: - Чёрт, - выругался Рой, - терпеть не могу беллетристику.
Размер: мини
Важно: написано в честь Дня Рождения Седая Верба! Будь счастлива, дорогая. Твой Леоныч.
Девочка замолчала, дочитав до точки.
Посвящается Вербе.
"...Смежив веки, Констанция растворилась в бесконечном поцелуе, сливаясь с пульсирующим ритмом неодолимой страсти. Она готова была перейти последний рубеж. Всё её существо охватило невиданной силы блаженство, а когда губы мужчины приоткрыли её собственные, его горячее дыхание опалило каждую клеточку её тела, из девичьих уст вырвался невольный стон блаженства..."
Девочка замолчала, дочитав до точки. Она аккуратно загнула страницу и спрятала книгу под матрас. По дортуару пронёсся недовольный ропот. Все тридцать шесть воспитанниц в одинаковых ночных сорочках и чепцах разочарованно вытянули лица. Кто-то делал вид, что не слушает, смущённо теребя край рубашки. Другие девочки, наоборот, ловили каждое слово, закрыв глаза и призывая на помощь всё своё воображение. Мэгги Берроуз, хозяйка драгоценного томика "Рубежа Страсти" была неумолима:
- Полночь уже, девочки. По уговору до двенадцати!
- Ну ещё страничку, Мэгги! Будь миленькой! – хором вопрошали её сокурсницы, тесным полукругом собравшиеся у кровати Мэгги. – Там же самое интересное осталось.
Но чтица отрицательно замотала головой. Потом она демонстративно взбила подушку и улеглась на неё:
- Спокойной ночи.
Девочки, повздыхав, разбрелись по своим кроватям. Босые ноги шлёпали по холодному полу. Старшие задули свечи. Кто-то из воспитанниц шёпотом переговаривался, другие уже успели задремать, натянув одеяло до самого подбородка. Было довольно прохладно из-за последних февральских заморозков. Вскоре стало совсем тихо, и можно было расслышать, как на улице шумит ветер.
Бекки потянулась вперёд и дотронулась до подушки соседней кровати:
- Лиз, Лиз! Ты спишь?
Громкий шёпот заставил соседку пошевелиться.
- Теперь нет, - к Бекки повернулась светловолосая девочка. – Что?
- Ты слышала? Сороковую главу? – Бекки приподнялась на подушке, волнение в её глазах и тёмные волосы, обрамлявшие лицо, были хорошо видны в серебряном лунном свете.
- Нет. - Лиза захотела отвернуться.
- Ты странная, - продолжала Бекки, наматывая на палец чёрный локон. – Вот интересно, они перейдут последний рубеж?
- Кто? Какой ещё рубеж?
- Конечно, Констанция и барон! Последний рубеж страсти, глупая! – Бекки сказала это так громко, что из темноты дортуара шикнули на них.
- Ну, дойдёт ли у них до... этого, - уже тише пояснила она.
- Какая разница... – Лиза тоже приподнялась на подушке, с её места было отлично видно школьный сад с фруктовыми деревьями и клумбами, за которыми весной и летом ухаживали ученицы. Под светом луны всё за окном выглядело волшебным, хотя деревья стояли голые, а с цветочных клумб только-только сошёл снег. Девочка поправила одеяло, укутавшись до самого подбородка. В ней угадывалось что-то неуловимо мальчишеское: может, в неловких движениях или коротко остриженных волосах? И только большие карие глаза заставляли поверить, что Лиза – всё-таки тринадцатилетняя девочка-подросток.
- Эта книга ... - Лиза тихо вздохнула, - глупая, в жизни так не бывает.
- Почему? – удивилась Бекки.
- Потому что мужчина не может любить одну только женщину, - Лиза отчего-то вспомнила разложенные по всему дому алхимические рисунки с пентаграммами и вечно закрытую дверь в кабинет отца, куда нельзя было зайти никому, даже матери, чтобы вытереть пыль.
- Много ты понимаешь... – Бекки перекатилась на живот и обиженно добавила, - сама-то даже не целовалась!
Лиза не ответила. Она смотрела на старую вишню, ветки которой доставали до окон дортуара и скреблись по стеклу. В саду её дома тоже росли две вишни. После смерти матери она редко скучала по тамошним местам.
- Воображала ты, хуже Берроуз! – горько прошептала Бекки и спрятала лицо в подушку. – Ну и спи себе...
Лиза не спала. Она рассматривала вишнёвые ветки. Через два месяца они покроются белыми цветами. В саду её отца, чтобы полакомиться ягодами, нужно было залезть на дерево и рвать вишню с верхних веток, протягивая руки к небу. Маленькая Лиза обычно стояла внизу с глиняной миской и собирала ягоды, которые срывали загорелые и исцарапанные руки темноволосого мальчишки. Лиза проваливалась в сон, ветки стучались в окно. А во сне мальчишка бросал ей целые горсти спелых ягод, не забывая упрятать пару штук за щекой. Его улыбающиеся губы были испачканы вишнёвым соком, а она никак не могла посмотреть ему в лицо - в прямо смеющиеся глаза, из-за того что он стоял так высоко, а июльское солнце светило так ярко...
***
- Хоукай! Хоукай! Тебе там письмо!
Курсант обернулась и коротко кивнула. От постоянного недосыпа у неё слезились глаза, и сквозь ровный загар лица проступала мертвенная бледность. Она тяжело встала и, захватив винтовку в чехле, отправилась к полевой почте. В дырявой палатке сидел совсем ещё безусый лейтенант, используя в качестве письменного стола пару сколоченных ящиков. Он вопросительно посмотрел на неё.
- Курсант Хоукай, 23 сектор. Личный номер 741482311, - курсант устало козырнула.
Лейтенант не отвечая начал быстро рыться в большой брезентовой сумке. Наконец он протянул ей маленький конверт, сложенный треугольником. Военная почта. Хоукай спрятала конверт за пазуху и снова отдала честь. Лейтенант не обратил на это никого внимания – он отгонял жирную чёрную муху от своей повязки на голове с запёкшейся кровью. На полевую почту сейчас отправляли только раненых. Чёрта с два из Ишвара демобилизуют даже контуженного: острая нехватка личного состава.
Лиза Хоукай быстро возвращалась назад. Витовка привычно оттягивала правое плечо и била по бёдрам, когда приходилось бегом спускаться с насыпей. Солнце почти село, бросая на горячий песок длинные тени. Дневная жара понемногу спала. Карие глаза девушки ничего не выражали, но маленький конвертик из вощёной (для сохранности письма в воде) бумаги жёг грудь невыносимо, будто за пазуху бросили раскалённый уголёк.
На письме был с десяток штемпелей различных почтовых отделений со всей страны. Первым делом конверт пришёл в одиноко стоящий пустой дом на окраине Восточного округа, с заросшим садом и старыми вишнями, которые упрямо продолжали тянуть к небу свои ветки. Но адресат давно не проживал здесь. Тогда письмо снова отправилось в путешествие и оказалось в столице, в частной школе для девочек мадам Ортранс. Но в гулких коридорах, по которым разгуливали румяные воспитанницы в нелепых форменных платьях, адресата не оказалось. Конверт опять пересёк полстраны, прибыл на северо-восток Аместриса, в длинные казармы Военной Академии. Конверт почти достиг своей цели: курсант Лиза Хоукай – личный номер 741482311, вторая группа крови, резус фактор отрицательный – обучалась здесь последние полтора года. Как отличник боевой и политической, призвана на фронт с последнего курса Академии. Последний штемпель украсил собой пожелтевший конверт, и через три недели припоздавшее письмо оттягивало внутренний карман синего кителя, как нестерпимая ноша.
Лиза села прямо на землю, облокотившись на тёплый от солнца камень. В ускользающем закатном свете было трудно разобрать обычно чёткие буквы: они плясали как сумасшедшие, а глаза застилала непонятная пелена. В письме было лишь несколько скупых и странных строк:
"Лиза,
В первый раз в жизни я не знаю, что сказать. Даже если это ошибка – вина только на мне... (зачёркнуто)
Берегите себя (зачёркнуто)
Лиза,
Просто береги себя и будь счастлива. Я жалею, что тогда не взял с тебя слова. Я не знаю, что сказать, да и здесь, на бумаге, уже не осталось места. Обещай, что будешь счастлива. Кроме тебя и матери, у меня никого нет. Учителя давно не стало, и меня почти не осталось. Но ты должна быть счастлива и улыбаться, как тогда в саду, когда мы рвали вишню..."
Немного размашистый быстрый почерк обрывался без подписи – как и предсказывалось, ему не хватило места. Лиза смяла листок и спрятала пылающее лицо в грязных ладонях. Она хотела плакать, но не могла, потерянно глядя на расплывающиеся перед глазами буквы. Письмо было отправлено почти два года назад и закончило свою жизнь мятым бумажным комком, брошенным навстречу ветру.
Солнце село. Над пустыней загорались бесчисленные множества звёзд. Сухой ветер всё же нёс подобие свежести и трепал светлые, выгоревшие на солнце волосы. Лиза закрыла глаза и почувствовала на губах опьяняющий вкус вишни. Ей вспомнилось нелепое:
"Констанция задохнулась от желания, её тело прогнулось, подобно гибкому прутику. Губы барона были как свежие бархатные лепестки и казались такими сладостными, что голова кружилась, а чресла вздрагивали от разлившейся морем неги..."
- Хоукай! Где тебя черти носят? Живо на позицию! – сержант Романо промчался мимо, едва не споткнувшись о сидевшую на земле Лизу. Она вскочила и побежала за ним. На Востоке горизонт был алым, но вовсе не потому, что приближался рассвет – 22-й сектор зачищали алхимики, и яростное пламя, словно из самой преисподней, доставало до самых небес, а земля вздрагивала от артиллерийских взрывов. Светло, как днём. Ветер доносил запах горелой плоти, от которого вздрагивали даже бывалые солдаты. Гарь оседала в лёгких.
Лиза заняла огневую точку. Палец плавно лёг на курок. Снайпер поймала в прицел очередную голову с белыми волосами. Красные глаза ишварита бешено вращались, монах зажимал в руках ритуальный кинжал. Таким ишвариты приносили в жертву невинного агнца каждую весну, когда в пустыне зацветали миндаль, грецкий орех и колючая акация. Агнец божий. Выстрела не было слышно из-за канонады и далёкого рёва огня. Ишварит упал ничком, дёрнувшись, и замер навеки, нефритовый кинжал валялся рядом. Бога нет. Это она поняла здесь, в пустыне.
- Хоукай, прицельный огонь по сектору! – кричал голос сержанта в рации. – Положи их! Эти монахи слишком близко подобрались! Как поняла?
- Есть, сэр.
Когда рассвело, поле боя стало белым из-за сотен трупов монахов-ишваритов в светлых одеждах. Лепестки вишни в саду отца, сметённые первым ливнем. Лиза аккуратно зачехлила винтовку. На губах чувствовался вкус металла. Она прикусила губу до крови. Констация и барон... Мужчина не может любить одну женщину, она в это не верила даже в детстве. А здесь, в пустыне, и днём, и ночью все мужчины изменяли своим женщинам с войной.
- Сержант!
Хоукай догнала Романо, и тот остановился.
- Когда мы будем в 22-м?
- Дня через три, - сержант кивнул на брезентовый мешок. – Мы потеряли связиста.
- Там будут государственные алхимики, сэр?
- Багровый и Пламенный, мать их, - Романо скривился и махнул рукой на полыхающий на Востоке огонь. – А ты разве не видишь?
***
- Лейтенант? Вы ведь лейтенант Хоукай? Проходите же!
Но Лиза стояла, застыв на пороге. На неё смотрела молодая зеленоглазая шатенка на сносях. Она приветливо улыбалась.
- Да... Я ищу подполковника Мустанга. Мне дали ваш адрес.
- А, Рой! Так они вместе с мужем, вы не волнуйтесь. Проходите сюда, пожалуйста.
Миссис Хьюз впустила Лизу внутрь. Это была просторная, светлая квартира на солнечной стороне дома. Одна из дверей вела в уже готовую к появлению малыша детскую. Лиза посмотрела на выдающийся вперёд живот миссис Хьюз и неловко отвернулась.
- Роды ставят через шесть недель, - улыбнулась та. – Пойдёмте на кухню, там будет удобнее, я заварю чаю.
Лиза рассеяно кивнула:
- Да, конечно... Вы мальчика ждёте, миссис Хьюз?
- О, только не говорите мужу, но я знаю, что будет девочка! – она тихо рассмеялась и поставила чайник на огонь. – И я прошу, зовите меня просто Грейсия.
- Тогда я – Лиза.
- Договорились, Лиза, - миссис Хьюз доставала чашки.
Кухня была большой, с весёлыми обоями в горошек, деревянной мебелью и голубыми занавесками на окнах. На подоконниках стопочкой лежали поваренные книги. Пахло апельсинами и ванилью – это остывал сладкий пирог. Гресия разливала чай и разрезала угощение. Щедрый кусок оказался на тарелке перед Лизой.
- Попробуйте, мой новый рецепт.
Лиза попробовала ложечку и осторожно улыбнулась:
- Очень вкусно, как в детстве.
Они ненадолго замолчали, отпивая чай.
- Почему вы меня сразу узнали, Гресия? – Лиза звякнула блюдцем.
- Рой предупредил, что вы придёте, - Гресия улыбнулась. – Обычно когда муж видится с Роем, они спускаются в "Четыре слона" – это бар на углу улицы. Я их стараюсь не беспокоить – им есть что вспомнить и без женских ушей. Я всё время переживала, с тех пор, как увидела Маэса в военной форме. Плакала втихаря. Но однажды он мне сказал: "Я всегда к тебе вернусь, обещаю, ты просто жди" – и я жду. Всегда. Ох, вы простите, я теперь такие глупости болтаю. Доктор говорит, у меня меняется гормональный фон.
Лиза вежливо улыбнулась. Миссис Хьюз была первой беременной женщиной, которую она видела так близко, с которой пила чай и говорила.
- А хотите фотографии посмотрим?
- Фотографии? Конечно.
Гресия принесла альбомы: нежно-розовый свадебный и простой из чёрного атласа. Скоро появится ещё один, для фотографий малыша, подумала Лиза, переворачивая толстые страницы. Со снимков смотрели счастливые лица, счастливые семьи. Вот майор Хьюз улыбается, обнимая невесту на свадьбе, а вот – хитро прищурившись, смотрит поверх очков в парадной форме. Группа молодых курсантов. Знакомые нашивки и знакомые виды казарм позади. Дружная компания в какой-то забегаловке: Хьюз широко улыбается, Рой насмешливо смотрит в объектив камеры. Дальше – белое небо Ишвары, пески и камуфляж. Хьюз здесь улыбается по-другому, а глаза горят упрямством. К концу войны фотографий нет, зато к альбому приложены две стопки треугольных писем, бережно перевязанные лентой.
Взгляд Лизы упал на толстый незапечатанный конверт, она спросила:
- Можно открыть?
Миссис Хьюз колебалась с минуту:
- Откройте.
Там тоже были фотографии, постарее и в худшем состоянии: где-то порванные, где-то с неровными краями. На одной черноволосый мальчик лет пяти обнимает за руку мужчину с тёмными, умными глазами. К ним прижимается женщина с мягкой улыбкой. Она держит малыша за другую руку. Малыш смеётся.
На другой... Боже... Лиза чуть не задохнулась. Там были её родители: мама, ещё здоровая, счастливая и отец с живыми глазами. Мадам Кристмас в меховом боа и несколько девушек из её бара: они держат под руки Роя, тот усмехаясь, потягивает виски. Школа мадам Ортранс: семилетняя Лиза сидит на высоком стуле, в школьной форме, рядом с пальмой, растущей из кадки. Девочка недоверчиво смотрит в камеру, к её коротким волосам прикреплён бант.
Лейтенант вздрогнула: эту фотографию она не видела лет двадцать, с тех пор, как подарила её на родительский день отцу.
- Откуда они у вас? – Лиза старалась, чтобы её голос не дрожал.
- Он как-то отдал нам на сохранение, после Ишвара... Как только мы с Маэсом переехали сюда. Я думаю, вы должны забрать их, Лиза, - Гресия мягко сжала её руку. - Пора заводить собственный фотоальбом.
Лейтенант промолчала.
- Когда я впервые увидела Маэса, - Гресия встала и подошла к окну. Лёгкий ветерок играл с занавесками и женскими волосами. – Знаете, что я подумала? Я подумала, что наконец-то попала домой. С первым его прикосновением, с первым звуком его голоса... Он - мой дом, мой единственный дом. Когда он уходит на работу, я боюсь и украдкой плачу, но отпускаю его, потому что иначе нельзя. – Она замолчала, глядя на летние сумерки. Город начинал зажигать огни.
- Вы - удивительная женщина, Лиза, вы храните, идёте рядом след в след, а я могу только ждать с пирогами у себя на кухне... Я сойду с ума, если однажды он не откроет дверь и я больше не услышу его глупых шуток...
- Неправда, не сойдёте, - Лиза подошла к Гресии и посмотрела ей прямо в глаза. – Это я - просто трусиха, а вот вы отважились на многое, - она осторожно коснулась её живота. – Берегите себя.
- Уходите?
- Да, иначе мы опоздаем на поезд. Как мне найти подполковника Мустанга?
- Они в баре "Четыре слона". До конца улицы и направо. На дверях и вывеске будут нарисованы шахматные фигуры. Хотите, я положу вам пирог в дорогу?
Лиза покачала головой и улыбнулась: она почти не ела сладкое, а подполковник будет слишком пьян для чаепитий.
- Спасибо, - лейтенант пожала руку миссис Хьюз. – И до встречи.
Пока Гресия отпирала входную дверь, Лиза пыталась привести в порядок свои светлые волосы: они рассыпались по плечам и закрывали погоны.
- Вот, - хозяйка дома достала что-то из ящичков, - можете заколоть.
Лиза высоко подняла волосы и щёлкнула деревянной заколкой. Получилось удобно и официально.
- Спасибо.
- Не за что, мне теперь ни к чему. Глупо так, давно их остригла, потому что хотела быть похожей на Констанцию...
- Констанция... Та самая Констанция? Вы тоже читали?
- Ох, все восемь книг! В нашей школе девчонки были поголовно без ума от неё!
Они хором рассмеялись и расстались. Миссис Хьюз подошла к окну. Она не любила городские сумерки, тревожное мерцание фонарей и одинокие кабинки телефонных автоматов. По улице проносились машины, но город засыпал. Гресия взяла вязание и присела в кресло, её девочка ударила ножкой, словно играла в мяч. Миссис Хьюз ласково погладила живот и запела колыбельную для дочери. В тишине она могла различить быстрые удары её сердечка.
"...Констанция бросилась в объятия барона. Каждый её нерв трепетал, когда тело ощутило силу этих неодолимых рук и мускулистых плеч. Их губы встретились в страстном поцелуе, барон прижимал Констанцию к себе всё сильнее.
- Я люблю тебя больше жизни, Констанция Ле Кижан, - хрипло прошептал он.
Ей казалось, что сейчас она упадёт без чувств или разрыдается. Она была счастлива, безумно счастлива! Если бы снова можно было пережить эти мгновения, всё остальное не в счёт..."
Лиза закрыла последнюю страницу и перевернулась на другой бок. Глупая книга. Она выменяла её у Мэгги Берроуз за изящную серебряную безделушку, которые иногда мастерил ученик отца, пребывая в хорошем настроении.
Девушка посмотрела на спящего рядом мужчину и нежно отвела со лба чёрную чёлку. Потом осторожно дунула на лоб. Рой не проснулся. Она знала его запах как свой собственный, его губы до сих пор пахли спелой вишней... Она первая их поцеловала, когда он насмешливо приблизил к ней своё лицо, уплетая сладкие ягоды.
Лиза погладила его пальцы. Эти руки знали её тело, все впадинки, ложбинки, тонкую кожу ожогов и шрамов наперечёт. Он знал, что она боится щекотки, а когда спит, натягивает одеяло до подбородка и злится, если его стянуть. Когда он был в ней, она не кричала от страсти и не била по простыне руками, неистовствуя и шумя. Она тихо постанывала, прикусывая его за плечо, как кошка. Они слишком долго жили в казармах, армейских палатках и казённых квартирах с тонкими стенами.
Лиза мягко убрала его руку со своего плеча и натянула повыше одеяло. Она уже проваливалась в сон, когда знакомый голос прохрипел над самым ухом:
- Куда же вы, моя малютка Констанция? Ваш барон ощутил огонь в чреслах и весь затрепетал...
Лиза нырнула с головой под одеяло, а Рой тормошил её, пытаясь поцеловать. Поцеловал. Они шлёпнулись на пол, книга тоже упала с кровати, глухо ударившись о чью-то голову.
- Чёрт, - выругался Рой, - терпеть не могу беллетристику.
Лиза звонко рассмеялась, а разбуженный Хаяте подал голос из корзины в углу. Когда его хозяйка так смеялась, её карие глаза становились прежними, в них снова отражалось то июльское небо, которое было, когда они рвали в старом саду вишни.